Людмила Бояджиева - Сборник рассказов [искусственный сборник]

Я смотрю на ее торопливые, озабоченные шажки, представляю голодных зверьков, высматривающих с подоконника свою кормилицу, единственную надежду, и всем сердцем понимаю — неиссякаемы любовь и добро на нашей с вами земле. И старость им не помеха.

У меня выразительные глаза, манящие губы и ноги с тонкими чувственными щиколотками. Только все это как бы в зачатке, не доведено до кондиции и, практически, пропадает зля. В чем виновата исключительно я сама — Екатерина Васильевна Нестерова. Так утверждает квалифицированный эксперт Лидон, Лидия Анатольевна, Ли — Ли (нужное использовать по ситуации).

Лидия Барлей — секретарь–референт генерального директора фирмы «Fantasy cruises–show», имеющей увеселительно–коммерческую направленность. Я — редактор журнала " Духовный собеседник», выходящего при содействии Московской патриархии. Нас объединяет очаровательный трехэтажный особняк, стоящий в глубине уютного арбатского переулка, вернее — его черная лестница, на которую мы выходим покурить — Лидон, поднявшись со второго этажа обалденного офиса, я — спустившись с чердака, где обретается наше богоугодное издательство. Вход в «Фантастическое круиз–шоу» — через сияющие бронзовыми стеклами двери главного подъезда, к нам — со двора, по этой самой скрипучей лестнице с полукруглым оконцем у широченного подоконника. За окном — повизгивающий качелями дворик, на подоконнике — полная бычков банка «Nescafe». У подъезда в переулке сияющие иноземным глянцем автомобили, из которых время от времени выпархивают господа и дамы, прибывшие, как мне отсюда кажется, с последнего парижского показа высокой моды. Опустив очи долу и аккуратно подобрав рясу, топает через мокрый дворик отец Никодим, возглавляющий редакцию нашего журнала. Он же регулярно поит коллектив чаем с сушеной малиной и ведет постоянную рубрику «Разговор по душам».

Если кто–то хочет почувствовать разницу между земным и духовным, пожалуйте к нам и лучше в 13.30, когда мы с Лидон занимаем свой пост у окна. Представьте: тощая дева типа великомученицы Варвары (журнальная репродукция иконы висит у нас на стене) со следами утреннего паломничества от города Мытищи до станции метро Смоленская и явно выраженным неумением скрыть скудный заработок, обтирает сутулой спиной выбеленную стену. Юбка гофрированная по щиколотку, пуловер акриловый, веселенькой серо–синей расцветки, русые волосы собраны в торчащий на затылке «кукиш». Рядом другая — благоуханная и свежая, словно косметический набор Christian Dior, с блестящей волной смоляных кудрей, падающих на тщательно оштукатуренную щеку. Сидит на подоконнике, высоко вскинув абсолютно фотомодельные ноги.

Это она пристрастила меня к сигаретам, а теперь использует перекуры для сногсшибательных откровений и поучительных нотаций. Если бы Лидия вела в нашем журнале колонку «Исповедь падшего», мы смогли бы, возможно, конкурировать с «Плейбоем».

— Фефела ты, а не святая. Ни смелости, ни чувства стиля. Засиделась в своей духовной пылище, чувство времени потеряла… На дворе эпоха плебейских вкусов, скорости и неуемного потребления. — Она с удовольствием затянулась «Данхиллом». — А следовательно… о чем я тебе бубню, Катя? Да проснись ты, чучело!

— О неуемном потреблении.

— Слава Богу, усекла! Это касается в первую очередь женщин: сексапил возведен в формулу «товар — деньги». Героиня конца ХХ века — стерва, оторва, дрянь. Ее притягательность замешана на пороке, цинизме, коварстве… Кортни Лав, Мадонна, Чиччолина, да та же Шарон Стоун…

— Погоди, запишу, — съязвила я. — Зря ты все же журфак бросила.

— Жур, но не фак… — Призывно рассмеялась Ли — Ли, услышав. как хлопнула внизу дверь. И тут же заявила, — Представляешь, всю ночь не спала — такой конь попался, совсем затрахал!

Она точно рассчитала эпотажный заряд, — мимо нас бочком протиснулся отец Никодим и, кажется, мелко перекрестился. То ли искушения боится, то ли от ужаса содрогается.

— Ты моего шефа уже достала. Любишь на публику работать. — Упрекнула я.

— Люблю! А чего же нам скрывать, когда есть что показать! — Лида подтянула на подоконник ноги, позволив мини вздернуться до трусов.

У Лидки всегда юбка зачаточная при вполне официальной блузке и даже, по настроению, массивных очках. Зато колготки и туфельки офигенные — чтобы на стол в офисе задирать. У них там роскошь и современные нравы. Диваны и кресла из белой кожи, ковер египетский, какие–то сумасшедшие пальмы в бронзовых кадках, на окнах витражи как в миланском соборе, цветная копировальная машина и компьютер супер — со всяческими прибамбасами. Даже воздух, — пропущенный через сплит–систему, — с запахом соснового леса или морской волны, ненашенский, иноземный.

Два лестничных пролета — и вы снова дома. Шкафы с пыльными папками вдоль стен, как в совдеповском домоуправлении, столы, заваленные журналами и рукописями. Потолки скошенные, чердачные, а в качестве элемента декора — прикнопленные репродукции духовного содержания. Здесь «Христос св. Иоанна на кресте» Сальвадора Дали, конечно, Эль Греко, Нестеров и, неизбежный Рублев. Все исполнено в качестве презента на скайнере и копировалке нижних соседей. Сумеречно, спокойно, мой старый друг компьютер–ветеран еще кряхтит, хотя иногда мне приходится бить его кулаком.

Совсем неплохо было бы заезжать сюда раз в неделю, как поступает большинство наших сотрудников. Но мое дело с 9.30 на телефоне сидеть и всех посетителей принимать, кого шеф на меня перекинул. Встаю в 6.30, полчаса на сборы, два часа в пути, — естественно, не в экипаже по Булонскому лесу и не в «опель–седане» по каннской набережной. Автобусом, дорогие соотечественницы, автобусом…

Прибегаю к 9, двери отопру, форточки открою, достану зеркальце и ахну: личико бледненькое, сиротское, взгляд сонный, затравленный, а ноги… Да что о них вспоминать — сунула в растоптанные туфли и под стол до конца рабочего дня не востребуются.

— У нас здесь хорошо, покойно, — охотно чаевничал со мной отец Никодим — человек молодой и образованный. — Да и вы, Катенька, славная, не современная какая–то.

— Слыхала уж, — кивала я, но Лидку не цитировала. У нас с отцом Никодимом разговоры серьезные, философского, общечеловеческого содержания.

… — А он на тебя запал, этот бородатый, — хихикала Лидка.

— Оставь. Лучше про себя расскажи. Как там «сексапил товар–деньги»? Практика подтверждает теорию?

— Да уж стараемся, себя, любимую, не обижаем. — Лидка тряхнула головой, распушив порыжевшие кудряшки. — Ну, как? Отблеск восходящего солнца. А ты чего такая кисленькая? Весну надо встречать в полном вооружении. «Утро года» — сезон гормонального праздника. Организм мужчины, измученный зимней спячкой в семейном кругу требует разрядки. Такого пропускать нельзя. Н-да… — Опечалилась Лидок, не заметив во мне ответного энтузиазма. — С фейсом помудрила бы что ли, с волосами… И к чему, спрашивается, с пеленок французский долбила? Не в коня корм. Тебе, поди, уже четвертак стукнул?

— Двадцать три, — поправила я и пожалела, зная, что последует реплика «А выглядишь хуже меня».

Чего бы ей, спрашивается, не цвести при всем тщательно скрываемом тридцатнике? — Собственная квартира на Страстном бульваре, в полном евроремонте и оснащении, приобретенная бывшим другом, слинявшим в Израиль. Почти новенький «вольво», зарплата — не моей чета, да и в желающих скрасить повседневность мадемуазель Ли — Ли отбоя нет. Все времена года, естественно, объявлены сезоном повышенной сексуальной напряженности. «На войне как на войне», — презенты, прогулки, казино–рестораны и снова — презенты, презентации, фуршеты. Контингент представительный. То один, то другой Черномор Лидочку после рабочего дня похищает. Мне с чердака все видно.

За окном мощный ствол старого ясеня с голыми еще, оплаканными дождем, ветками. Внизу — автомобили с плейбоями и гремящей музыкой. Но это ближе к вечеру. С утра же — все тот же синий «мерседес» главного Лидкиного шефа Михаила Михайловича, в коридорах — М. М.

Вообще–то М. М. находится в перманентных деловых вояжах и на родину заезжает не часто. Но если уж бывает, в офисе появляется с точностью до минуты. Только я займу пост у окна — и он подкатывает. Плащ нараспашку, гордо закинутый затылок, но не выстриженный, а с романтическими каштановыми волнами, которые он небрежно пробегает левой рукой. Пять ступенек к подъезду проскакивает легко, радостно, словно за стеклянной дверью сцена и зрительный зал, полный восторженного ожидания..

— Как тебе наш Майкл? Три года в Штатах надрывался, огромными бабками ворочал. Не успел прибыть, и уже пиф–паф, — революция! Сумасшедший размах — строительство туркомплексов на Гавайях, в Италии, лечебницы в Европе, лайнеры, сейнеры… У нас всех — кругленькие счета в банке… Но это перспектива, детка.